Не, ну это пиздец. Час ночи, ставлю ноучный опыт по растворению маковой соломы в ацетоне, тут звонок в дверь.
— Кто там?
— Милиция.
Ну, милиция у нас с народом. Открываю, стоит мой участковый, с ним тетка незнакомая с файлхолдером под мышкой и за ними две фигуры в потемках, с мешками от сменной обуви на голове.
— Вы будете …ин …в….вич?
— Коля, выключи дурака. Типа ты меня не знаешь. Шо случилось на ночь глядя? У меня ноучный опыт выкипает…
— Малчать блять. По решению правительства тебе положено два кацапских раба и лоскуток земли под Зуей.
— Зуя — это где?
— Ебу я, где твоя зуя.
Участковый у нас поэт.
Тетка с мутных фигур стаскивает обувные мешки, а там две девки, языки мне показывают. У одной язык розовый, у второй какой-то фиолетовый
— Языки русские, громадянын? Удостоверяете?
Хуй его знает, в подъезде темно, я на всякий случай говорю «да». Тетка обрадовалась.
— Ну и отлично, два русскоязычных раба вам переданы. Распишитесь вот здесь и здесь, а в квадратики свой ИНН впишите.
Тетка мне пихает папку на подпись, я, охуевший, на автомате подписываю, потом участок с теткой оперативно съебываются мимо лифта, прыгая вниз по ступенькам, а у меня на руках оказываются две рабыни.
Вот они, бля. Слева — Аксинья, а справа, которая с суровым ебальником финской снайперши — это Прасковья.
Я им говорю: девки, вы откуда?
Они мне: из Луганска.
Я им: так, может, я вам вольную щас выдам, пойдете обратно, домой, в Луганск?
Они мне: дядя, ты ахуел, сам туда иди.
Спрашиваю: а шо вы умеете?
А они ржут.
Я так, ни на что особо не рассчитывая, спросил: трахаться хоть добровольно будете? (только поймите меня правильно!) а они — Ну, если женишься, то будем. И опять ржут.
Ебал я такое рабство. Это не рабство, а передержка спаниелей какая-то. Это не пойми кому на самом деле рабство.
Короче, выяснили, что одна умеет пасьянс «спайдер» собирать, а вторая ногти красить.
Постелил им пока на полу в гостиной. Щас лежат там на моем матрасе, подозрительно шушукаются. Бар выломали. Аксинья уже два раза с балкона блевала, а может это Прасковья была, я пока по звуку их не отличаю особо.
А я тихо ползаю по собственному коридору, поджимая корявые когти на ногах с педикюром от Прасковьи.
Прасковья сказала, если смажу лак, пока не просохнет, то буду завтра сам перекрашивать. И так как-то хуевато на меня посмотрела, биатлонным взглядом. Так шо я спать хочу, шо кажан, но пока из-за лака на ногтях не могу.
И ноучный опыт с ацетоном весь выкипел.