Голосование 1 июля, назначенное на пике пандемии коронавируса, очередная (возможно — последняя) попытка Кремля подтвердить легитимность власти на фоне обвально падающих рейтингов. Утверждение поправок к конституции — не более чем предлог. Что бы ни говорила официальная пропаганда, результаты плебисцита (если, конечно, всё пойдет по плану) будут трактоваться как выражение доверия народа к президенту, правительству и проводимому ими курсу.
Подконтрольное телевидение может объяснять нам, что поправки необходимы, чтобы не дать зловредным геям отнять наших детей или для того, чтобы состоялось очередное индексирование пенсий, а для особо требовательных в документ введены упоминания о боге и Советском Союзе. В свою очередь либеральные комментаторы напоминают про стыдливо скрываемую кремлевской пропагандой поправку Терешковой об «обнулении» сроков Путина, которому теперь дают возможность «законно» править до 2036 года. Более вдумчивые критики обращают внимание на слова о Государственном Совете, странном органе управления, права и задачи которого в Основном Законе не сформулированы (что свидетельствует не столько о правовой безграмотности авторов поправок, сколько об их злонамеренном желании скрыть что-то реально важное). Но в конечном счете поправки сами по себе не имеют никакого значения. Власти нужно только наше «Да!»
А что, если мы скажем «Нет»?
Новая ситуация
На первый взгляд, весь предыдущий опыт свидетельствует о безнадежности борьбы против поправок. Собственно, на этом построена и вся идеология бойкота. Добиться ничего невозможно, бороться бессмысленно, власть всё равно навяжет нам своё мнение, фальсифицирует итоги, так что лучше гордо оставаться дома и ругать правительство не сходя с дивана. Однако такой ход мысли не только изначально обрекает нас на пассивность, но и полностью игнорирует перемены, произошедшие в нашей стране (да и в мире) за последние два года.
Обвальное падение рейтинга Путина, зафиксированное даже придворной социологией, является не результатом каких-то колебаний общественного мнения, оно отражает тектонический сдвиг в массовом сознании, который не просто происходит на наших глазах, но и уже в значительной мере завершился, став необратимым и фундаментальным фактором, полностью меняющим всю ситуацию в стране. Оппозиция (как либеральная, так и «красная») по-прежнему пытается апеллировать к своей традиционной базе, мобилизуя активистов и привычных сторонников. А между тем самую большую угрозу для власти сейчас представляют не её идейные противники, а те миллионы людей, что ещё два года назад искренне, по принуждению или равнодушно голосовали за Путина. Именно они, или большинство из них, сейчас не просто настроены против существующего режима, но и начинают чувствовать, что этот режим уже одним лишь фактом своего существования наносит стране травму несовместимую с жизнью.
Гордыня активистов
Сможет ли оппозиция использовать изменившееся общественное мнение? Теоретически — да, но лишь при условии, что сама будет готова радикально измениться.
Думские партии полностью заняты своими делами, их по большому счету всё устраивает. Монополия на доступ к выборам и надежда поживиться за счет падающего рейтинга «Единой России» их главная ставка.
Что касается активистской среды, то она поражена своеобразной гордыней, заставляющей полностью игнорировать мнение и жизненные приоритеты «обывательской массы». А между тем все активисты, любого идеологического окраса вряд ли даже вместе взятые составят один процент населения.
Гордыня активистов предполагает, что эта обывательская масса либо рано или поздно сама собой придет к «правильным, нашим взглядам», либо вообще не имеет значения. Поскольку первый вариант никак не складывается, то активист всё более склоняется ко второму, усиливая его пренебрежительно-презрительным отношением к «обывателю». А раз уж обывателей большинство, то сделать с обществом ничего нельзя, приходится героически ходить на собственные тусовки, сидеть в соцсетях и посылать с дивана проклятия уже не столько действующей власти, сколько любым другим активистам, придерживающимся иных взглядов или, о ужас, пытающихся работать с той самой «инертной массой».
В леворадикальном варианте эта активистская гордыня, конечно, немного прикрывается общими словами об интересах трудящихся, рабочем классе и социальной борьбе, но эти слова скорее являются способом эмоционально-идеологической самозащиты.
И вот возникает удивительная коллизия: гордые активисты готовы остаться на диване, а озлобленный обыватель готов выйти протестовать. И протест с помощью голосования это и есть то, к чему он пришел сам, на что он сегодня готов. Призывать его остаться дома, значит — помогать власти гасить этот стихийный протест во имя абстрактных принципов, претворить которые в жизнь сами активисты не находят никакой возможности.
Технология фальсификации
В обыденном сознании, типичном и для многих политактивистов, не утруждающих себя размышлениями о том, как действительно устроено государство и общество, существует представление, будто фальсификация выборов осуществляется простым приказом и «рисованием» заранее назначенного результата. На самом деле и выборы и их фальсификация подчинены определенным процедурным правилам. Российские законы и практика сознательно создают в системе «дыры», предназначенные для исправления итогов голосования в нужном для власти направлении. Однако проблема в том, что дыры эти тоже имеют определенные пределы.
Для любой фальсификации существуют четкие, заранее рассчитанные рамки — временные и технические. Есть строго определенное время когда можно устроить вброс, заранее подготовленные участки, где нужно будет устраивать «карусели», строго определенные места и моменты, где и когда можно «исправить» протоколы. Рамки эти ограничены. И если результат (из-за масштабов протестного голосования) технически не поддается «корректировке» в данных рамках, то либо смиряются с неудобным итогом (как было, например, осенью 2018 года Хабаровском крае, где оппозиция набрала 70% голосов), либо начинают «беспредельничать», как во время первых выборов в Приморье том же году, или во время думских выборов 2011 года, когда подтасовка становится не просто заметной, но открытой и публичной. Причем, как мы видели в том же Приморье, после того, как власть попалась на обмане, выборы пришлось не просто пересчитывать, но и переигрывать.
Понимая масштабы народного недовольства в 2020 году, правящие круги сознательно изменили правила, чтобы «дыр», удобных для работы фальсификаторов, в системе стало значительно больше, да и размеры их увеличились. Но беда в том, что и масштабы недовольства, равно как и решимость населения выместить своё раздражение на избирательном бюллетене, тоже существенно выросли. А главное, если ранее регионы очень сильно разнились по уровню протестности, то теперь недовольство стало более или менее повсеместным — спасибо экономическому кризису и мерам по самоизоляции, ударившим и по бизнесу и занятости.
К тому же, как мы уже говорили, фальсификация выборов это тоже работа, требующая определенных навыков, даже своего рода профессионализма. Цифры должны сходиться, формальные процедуры выдерживаться, надо укладываться в определенное время, избегать откровенных скандалов с наблюдателями и прямой уголовщины. Увы, профессионализм в современном российском государстве становится экзотикой. Падает качество любой работы, в том числе и «работы» по фальсификации выборов. А если добавить к этому и возможность прямого саботажа со стороны части бюрократии, особенно в национальных республиках, недовольных политикой Кремля, то вполне вероятно, что «рамки» на этот раз не выдержат. Однако у власти остается последний козырь. И этот козырь — агитация за бойкот.
Смысл бойкота
Давайте вспомним итоги выборов 2019 года в Москве. Практически по всем округам суммарный оппозиционный электорат превышал лоялистский в соотношении либо 2:1 либо 4:5. И только разделенность оппозиции обеспечивала результат, при котором власть умудрилась-таки натянуть незначительное большинство по числу итоговых мандатов. При этом более или менее серьезные основания подозревать подтасовку имелись лишь в 2 округах, где кандидаты от власти выиграли с небольшим перевесом (которого бы не было, имейся у оппозиции единый кандидат). Соотношение лоялистского и оппозиционного электората уже в 2019 году в болшинстве регионов было суммарно в пользу оппозиции, потому власти пришлось делать ставку на раскол протестного электората или прибегать к муниципальному фильтру, отстраняя наиболее опасных оппонентов. Наконец, в Петербурге эффект был достигнут за счет самоснятия с выборов кандидата КПРФ, после чего значительная часть протестного электората ударилась в бойкот, а власть смогла протащить своего кандидата — губернатора Беглова.
В ходе голосования 2020 года, однако, раскол оппозиционного электората по кандидатам отсутствует, голосование за «Нет» может объединить противников режима независимо от их взглядов. Но ту же роль, которую в 2018 и 2019 играла в электоральном процессе система простого большинства, разделяющая оппозицию, на сей раз играет агитация за бойкот.
Если попытаться определить смысл бойкота не в идеологических, а в социологических категориях, то он состоит в том, чтобы отделить оппозиционно-активистское меньшинство от стихийно протестующего большинства, не дать им объединиться, а по возможности противопоставить друг другу. Это противопоставление опасно не только тем, что поможет власти натянуть 1 июля нужный ей результат. Оно гораздо страшнее своими долгосрочными последствиями, ибо вместо политизации обывателя в процессе кампании, мы получаем рост цинизма и апатии. Причем — с обеих сторон.
Показательна крайняя агрессивность многих проповедников бойкота, сближающая их с прокремлевскими троллями. Вместо ответа на конкретные, привязанные к текущей ситуации аргументы в ход идут брань и обвинения. Если прокремлевские тролли всякого недовольного объявляют пособником Америки, то сторонники бойкота с такой же решимостью называют любого несогласного агентом Кремля. Порой создается впечатление, будто все эти материалы готовятся на одной и той же кухне. Но это было бы слишком просто. Агрессивные бойкотисты на самом деле искренне ненавидят действующую власть. Только их политическое мышление, их сознание и их уровень интеллекта точно такой же, как у кремлевских сторонников, агрессия которых в свою очередь усиливается по мере того, как нарастает смутное ощущение угрозы и понимание, что именно они становятся в обществе изолированным меньшинством.
Отвечать бранью на агрессию сторонников бойкота бесполезно и даже вредно. Ведь именно такой полемики желает власть, стремящаяся запутать и дезориентировать граждан. Поэтому наш ответ должен быть конструктивным. Мы не сможем переубедить своих оппонентов — не потому, что наши аргументы недостаточно сильны, а потому, что они всё равно никаких аргументов не будут слушать. Но мы можем попытаться привлечь их к конструктивной работе, организуя наблюдение за ходом голосования.
Радикальные группы левого и либерального толка, призывающие не участвовать в голосовании против власти, любят повторять, что их-то бойкот является не пассивным, «активным», но в чем состоит активность, объяснить обычно не могут. В лучшем случае свою агитацию они приводят в качестве примера «активности», хотя, во-первых, непонятно, чем это отличается от наших призывов голосовать против поправок, а во-вторых, как это повысит активность обывателя, который просто останется сидеть на диване. Если главная активность состоит в изготовлении фотожаб и писании постов для Телеграм-каналов, то, увы, это не сильно повлияет на среднестатистического избирателя. Эффективно бойкотировать системное голосование, например, во время президентских выборов могли бы как раз официальные партии, которые теоретически имеют возможность отказа от выставления своих кандидатов. Но российская думская оппозиция на это никогда не пойдет.
Что же остается? С точки зрения политической теории «активный бойкот» это блокирование избирательных участков, забастовка работников избиркомов, а в крайних случаях — разгром избирательных участков и уничтожение бюллетеней. К такому, насколько мне известно, не призывает ни одна группа, даже самая радикальная. Так что активный бойкот в России существует только в воображении некоторых блогеров.
Наблюдение
Между тем для сторонников бойкота есть шанс проявить себя активно, не только не нарушая действующие законы и правила, но, напротив, добиваясь их соблюдения. Они могут присоединиться к наблюдателям и вместо того, чтобы воевать против тех, кто призывает сказать власти «Нет», начать сотрудничать.
Организаторы плебисцита сознательно затруднили наблюдение по сравнению с парламентскими выборами, но оказались не в состоянии предотвратить его полностью. Официальные партии — КПРФ и «Справедливая Россия» сейчас имеют возможность направить своих наблюдателей через списки Общественной палаты. Причем своих наблюдателей ни у партий, ни у ОП в достаточном количестве нет, как нет и времени или права на политическую фильтрацию подаваемых списков. «Гражданская солидарность» сейчас активно занимается формированием корпуса наблюдателей, которые должны будут 1 июля дать бой фальсификаторам. Разумеется, подтасовки могут начаться гораздо раньше, поскольку специально для облегчения этого дела голосование начато преждевременно, 25 июня. Но возможности борьбы на данном направлении тоже прямо пропорциональны количеству людей, которых мы сможем собрать и организовать.
Те, кто всерьез озабочен проблемой борьбы с фальсификацией, должен в этой борьбе участвовать. Тот, кто не хочет бороться, в лучшем случае бесполезен. И в любом случае, отказ от борьбы означает признание поражения до начала битвы.
А мы настроены биться.
И поэтому мы повторяем снова: 1 июля скажем им «НЕТ!»
—
http://rabkor.ru/columns/editorials/2020/06/13/say_no_to_them/