В качестве вкусной еды предлагались такие кушанья, как «Печень ополченца» (видбiвка с печiнки) — 60 грн, «Изнасилованная пенсионерка-эпилептик» (стейк з яловичини) — 85 грн, «Распятый мальчик» (стейк зи свинини) — 75 грн».
Впрочем, гастрономический юмор касался событий не только 2014-го, но и 1942–1943 годов. Раздел меню «Пропозицii для веселих великих компанiй» включал в себя блюдо «Волынская резня» (м’ясна тарiлка-ассортi) — 115 грн». Вероятно, таким образом веселящиеся вняли надписи на памятнике жертвам резни — «Если я забуду о них, ты, Боже на небе, забудь про меня». Вот креативные киевляне и не забыли.
Банкет завершился разделкой и поеданием торта, исполненного в виде русскоязычного младенца.
Сила малороссийского остроумия была в том, что, конечно, ХХ век знал примеры бесчеловечной жестокости, но веселая символическая антропофагия была, например, неведома Третьему рейху. Причем не только мирным тыловым обывателям, но даже и эсэсманам, посвященным в орденские таинства. Тарелка-ассорти «Волынская резня», сопровождаемая веселым ржанием, — это принципиально новое ноу-хау.
Причина того, что прежде люди не додумывались до киевского креатива, очевидно, кроется в глубинах человеческой натуры. Вообще говоря, человек — животное весьма жестокое и в припадке ярости, в особенности ярости массовой, способное на многое. В 1672 году голландцы (XVII век — золотой век нидерландской культуры, между прочим) растерзали и съели трупы великого пенсионария Яна де Витта и его брата Корнелиуса. При подавлении республиканского восстания в Неаполе и при полном попустительстве адмирала Нельсона толпа лаццарони сходным образом расправлялась с республиканцами. Равно как и во Франции санкюлоты, случалось, не брезговали мясом аристократов.
Но эти и подобные случаи более говорят о временном умопомешательстве. Тогда как атмосфера новогоднего банкета в столице Украины очевидно была несколько другой. Равно как и гипотетические рождественские празднества в Берлине 1942 года.
В атмосфере, способствующей скорее сентиментальному умягчению сердец, даже и символическая антропофагия невозможна, поскольку в нормальных, неэкстремальных условиях само естество тому препятствует. Как писал в своих записках Робинзон Крузо при виде остатков пиршества каннибалов: «Сама природа пришла мне на помощь, облегчив мой желудок обильной рвотой». А против рвотного рефлекса не попрешь, и он сильно ухудшит потребление стейка из яловичины.
Ведь табу на поедание себе подобных является довольно древним. Уже в греческой архаике мы встречаем судьбу Тантала, накормившего небожителей мясом своего сына Пелопа и обреченного за то на вечные муки, равно как и историю про внука Тантала, Атрея, который убил сыновей своего брата Фиеста и накормил их мясом Фиеста на пире.
Если считать, как это принято, что именно с древнегреческой культуры ведет начало так любезный украинцам европейский шлях, то пир Атрея, как безусловно отрицательный образец, который сжимает грудь и возмущает чувства, а также вызывает спазмы в пищеводе, тоже в эту культуру входит. Закатившие в Киеве новогодний банкет Атрея идут каким-то другим шляхом, которым даже эсэсовцы не хаживали.
Разве что предположить за креативной киевской публикой увлеченность симпатической магией. Когда вред, наносимый изображению или фигурке будущей жертвы, предполагается переходящим на саму эту жертву. Такое вот утро магов на банкете Атрея. От таких банкетов средство одно — «Величаво и сановито выступил вперед есаул и сказал громким голосом, выставив против него иконы: «Пропади, образ сатаны, тут тебе нет места!» — и зашипев и щелкнув, как волк, зубами, пропал чудный старик».
Совсем пизданулся Максим Соколов, обозреватель «Известий». А на свадебных тортах тоже фигурки бывают.