По гулким коридорам гороно торопливо стучат старые, но крепкие ещё чехословацкие туфли на устойчивом каблуке. Страшно и сипло дышит пожилая их владелица, размашисто шагая, ничего не видя на своём пути. Её бордовый, кримпленовый костюм, внезапно выброшенный в местном ЦУМе и взятый в нём же большой кровью ещё при Брежневе, пышет жаром, седой клубок волос на затылке растрёпан. Она распихивает всех на своём пути и старый, вытертый линолеум яростно визжит под её ногами.
Ногою вышибает она дверь приёмной, могильным холодом осаждает встрепенувшуюся было ей навстречу секретаршу и бесцеремонно врывается туда, где уже третий час идёт совещание.
Сонные дамы в замысловатых причёсках и тяжёлых пиджаках смотрят на неё поверх очков и делают непонимающий вид. Что такое, что случилось?
Сидите?! Ну сидите, сидите! Так всё и просидите совсем! А у нас меж тем, пока вы тут, я прошу прощения, штаны протираете, между прочим — ЧП! Всесоюзного, кстати говоря масштаба! И с этими словами женщина в кримпленовом костюме, как икону перед стеной пожара, возносит над головой планшетный компьютер. Вот! Полюбуйтесь!
Замечая, что должного эффекта сей жест отчаянья и самопожертвования на зрителей не возымел, она ядовитым шёпотом цедит секретарше — Леночка, поди сюда деточка, нажми тут куда надо, что бы эта дрянь поганая заработала!
Леночка нажимает, и все смотрят. В кабинете липкий ужас ударяет в стены, всплескивается несколько раз и замирает, сковывая движения и мысли.
Вы представляете — начинает багроветь растрёпанная дама — они тут! Трясут! Понимаешь ли! Как шлюхи, я извиняюсь конечно! На весь союз! Позорище! Мне уже из Москвы знаете кто звонил?! Не знаете!? Так я вам скажу! Такие люди мне звонили из парткома, что вам и не снилось! Все полетим к чёртовой матери! Проглядели контру! А они прямо под носом у нас — трясут! Всех из школы — с волчьим билетом! Кто в комсомоле — гнать поганой метлой из комсомола! Наши, советские девочки так себя вести не должны! Родителей, родителей всех собрать здесь! Всех отчитать! Всем строгий выговор с занесением! На работу сообщить — каждому! Партийных…с партийных особый спрос! Лично я подниму вопрос об исключение! Все партбилеты положат за такое!
Эх, жаль Иосиф Виссарионович, царствие ему небесное, почил, а то бы и расстрелять не грех было! Из Москвы мне звонят — это что это у вас там за содом? А? Весь союз в шоке. По центральному каналу! Мы тут, всем советским народом, в едином порыве строим светлое будущее — а они — продались тлетворному влиянию дядюшки Сэма? В проститутки собрались идти работать, я прошу прощения конечно же! Что будем делать, товарищи!?
И ледяной ужас начинает закипать, превращаясь в самую чистую из всех ненавистей — в классовую, и желваки ходят под нарумяненной кожей щёк, и сжимаются золотые коронки, и туфли царапают паркет.
Не допустим! Не потерпим! Обезвредим! Накажем! Выгоним! Не позволим! Закроем! Запретим! заткнём проклятое жерло разврата! Представляете?! Они тут трясти собрались! Нет уж! Не за это, а токмо строго вопреки умирали наши отцы и деды! И пока память о них жива — не быть сему на святой Руси! Из Москвы уже звонили! Какой позор! На весь союз!
