Шалом, бандеры. По техническим причинам субботу пришлось перенести на понедельник. Та нехай уж лучше суббота будет в понедельник, чем совсем не будет. Ну и шо, подумаешь? Кто нам запретит?
Жыд отоспался после самолета, и все воскресенье осторожно ходил вокруг бендеры. Во-первых, он пропетлял две субботних жыдобендеровских лекции, тяжесть которых легла на бендеру. Во-вторых, подарочный ти-шорт из Нуйорка, как оказалось по данным интернета, был куплен в Борисполе.
***
— Та шо ж вы злопамятный такой, Остап Тарасович! – горестно взывал жыд с безопасного расстояния. – Мы же с вами столько крови вместе пролили на этой земле!
— Я зараз ще трохи проллю, – хищно отвечал бендера.
— О! Нате вам здрасте! И из-за шо? Из-за майки? Где ваше стыдно Остап Тарасович? Мы же с вами братские народы!
На этом месте у бендеры от жыдовской наглости окончательно перегорели пробки, и он, невнятно ругаясь про «Христа нашого розипьялы» и «хвутболку всрату вин прывиз», полез по домашней стремянке на антресоль за любимым MP-40, шоб пристрелить пархатую сволочь.
— Месье Остап Тарасович, — примирительно говорил жыд, с тревогой глядя, как бендера раскачивается на шаткой алюминиевой лестнице, — Ну шо вы в самом деле? Ведете себя как какой-то психический коммунист, не к ночи будь сказано.
— Попизди ще мені, – мрачно звучало с антресолей. – Тільки стій, тут пизди, шоб я тебе не бігав-шукав.
— Имейте в виду, может быть международный скандал и даже санкции. Вы же не знаете – где я был, и с кем вел дела. А может быть, там было намного больше, чем даже вы не знаете. В Америке же все евреи – серьезные люди!
— Добре, шо не навпаки, – угрюмо отвечал бендера с антресолей, со звоном ворочаясь там среди пустых трехлитровых банок. – Шо не геть усі сірьозні люди – явреі. А так ще можно одного жида заєбашить. Несірьйозного. З хвутболкой. О, знайшов! Сука, де ж магазін до нього?
— Месье Остап Тарасович! – с тревогой сказал жыд. – Вы же претендуете быть европейской державой! Если вы обиделись за «братский народ», так я ж не в том смысле, шоб вам газ продавать. Тем более, сами понимаете, если говорят про жыдобендеровцев, то нет дыма без. Никто же не говорит за кацапобендеровцев, верно? Тем более, у нас общая история и территория. Вы же не отрицаете, что наша Одесса – в некотором смысле и украинский город тоже?
С антресолей донеслось звериное утробное рычание.
— А общая культура? О, кстати, за культуру. Совсем же забыл про маленький культурный подарочек для вас.
Грохот на антресолях затих, и оттуда высунулся пыльный бендера с машиненпистолем без магазина.
— Який ще подаруночок?
— Совсем маленький, — поспешно сказал жыд, моргая честными глазами. – Уникальная вещица, портативный проигрыватель лазерных дисков «Техникс», производства «Мацушита Электрикс Компани», девяносто пятый год прошлого века. Эксклюзив. Совершенный антик! Случайно нашел в Нью-Йорке на одной… в общем, у одного антиквара на Коул-стрит. Винтаж суперкласс! Вы даже не представляете, шо оно мне стоило!
Бендера вздохнул, запихал Эм-Пэ-Фирцихь обратно на антресоли, и полез вниз по стремянке.
***
— И шо це буде? – подозрительно поинтересовался бендера, наблюдая как жыд закрывает в приводе типа «форточка» серебристый самописный си-ди.
— Сестры Берри. «Бублички».
— Сестри самого Чака Беррі? Ох, нихуя собі! А ну, давай. Я блюзон люблю, «Брати Гадюкіни», всьо такоє, джіга-джіга.
Жыд хотел что-то ехидно ответить, но потом посмотрел на антресоль и передумал,
— Это не те ихние Берри, это совсем наши Берри, — скромно заметил жыд, и нажал на play.
Бендера сначала напряженно слушал, потом заплакал, и уткнулся лицом в стол, раскачиваясь всем корпусом и отбивая ритм по столу кулаком. Когда песня закончилась, он поднял заплаканное лицо, снял наушники с головы и с надрывом сказал.
— Бля. От я не можу. Як же ж наші дівки добре співають! Яка співоча наша мова! Я от тількошо сидів, і нічо, а потім так сумно стало і добре на серці. І хочеться когось за шось добре уєбать, а потім довго вибачатися, і несправедливо не отримать пробачення. І побрести битим шляхом страдати із-за чужої несправедливості и жорстокості. І мамці подзвонить, як там в неї шо… а про шо була та пісня?
— А вы шо, не поняли, месье Остап Тарасович? – спросил жыд.
— Так я ж серцем слухав! – честно ответил бендера. – А не вухами.
— Сейчас я на повтор поставлю, – сказал жыд и потянулся к плейеру.
— Ні, не треба. Бо я знову розчулюсь. Ти так, своїми словами розкажи.
Жыд откашлялся, тихонечко пропел под нос «ми… ми-ми…» и завел:
Бублички,
Койфт майне бейгелех,
Хейсинке бублички!
Ну, койфт…
Эс кумт балд он ди нахт,
Их штей зих тиф фартрахт,
Зет, майн ейгелех
Зайнен фаршварцт.
Бендера внимательно слушал и в отдельных местах утвердительно качал головой.
Жыд довел до конца, до самого последнего «Койфт!», топнул напоследок ногой и спросил:
— Ну шо, поняли, месье Остап Тарасович, за шо была песня?
— Поняв. Ти мені щось продати хочеш.
— Во! – обрадовался жыд. – Вот она, общность культуры! А как вы догадались? Вы ж на идиш не копенгаген!
— А я знаю, що як жид тобі співає – то хоче щось продати.
— Ну… — жыд смешался, — Ладно, допустим. А шо именно я хочу вам продать?
Бендера задумался. Думал он долго и напряженно, затем сдался и попросил подсказки. Жыд улыбнулся, описал пальцем в воздухе круг и сказал «Бу…»
— Зимову рєзіну.
— Почему? – поразился жыд.
— Ну, тому шо зараз зима – то раз, рєзіну треба – то два. Кругла и «б-у», бо на нову грошей немає – то три. И до березня бе-у вистачить, а там як Порошенко до тями не прийде, то покришки на Майдані – нужная вєщь – то чотири.
— Да при чем тут покрышки? Думайте еще. Даю крупный намек: это можно кушать, — жыд опять сделал круговой жест.
— Ковбаса? Ціле кільце?
Жыд отчаянно замахал головой, сделал страшные глаза, и стал крутить руками еще шире.
— Шо, блять? Увесь світ? – потрясенно спросил бендера. – От ви ахуєвше плем’я, туристи моїсеєві. Два тижня воно в Америці посиділо, і вже, блять, жидамасон, цілим світом торгує!
— Бублички! – страшно заорал жыд, вскакивая и брызгаясь слюной. – Мышигин копф! Буб-лич-ки! Я хочу продать тебе бублички! То есть не тебе! То есть не я, а сестры Берри! То есть не сестры даже, а тот кто песню написал, шлемазл!
— Та шо ти лаєшься? – примирительно сказал бендера. – Я тридцять год в схроні просидів, єбу я шо тут за «бублічкі». Шо воно таке? Нє, махати руками більше не треба, бо пляшку зі столу зіб’єш. Ти намалюй краще.
Жыд полез за бумагой и карандашом, потом около получаса чертил что-то на листке, высунув язык от усердия, и постоянно подтирая натюрморт резинкой на торце карандаша.
— Ага, — отметил бендера, разглядывая результат творчества — два кривых концентрических кольца. – Таки воно не зовсім кругле, або ти маляр хуйовий. Ну, отут, посередині, якшо всякого-різного нарубать та насипати, то буде піца. А якшо мармелад – то пірожене, або «звьоздочка з повидлом». А шо там є всередині, Янкелю?
— Ничто, — серьезно сказал жыд. – Великое Ничто. Тогу Богу. Пустота безвидна. Форзац от Книги Берейшит. «Дырка от бублика» – слышал? Вместе с бубликом тебе продают частицу небытия, понял?
Бендера содрогнулся и перекрестился.
— То ви, жиди, кацапам таке робите, продаєте, а вони то їдять? Нє, я кацапів теж не люблю, але не до такої ж стєпєні. То вам погроми за бублічкі були? Вибач, що питаю… Але за шо ви їх так?..
— А мы тут при чем? – пожал плечами жыд. – Это же национальная кацапская еда. Это они придумали, а мы просто на подряде. Какой костюм сказали – такой и пошили. Бубличек можно есть только пока он горячий, в нашей пекарне. Пока бездна внутри бубличка заполнена паром и запахом. Мы его печем и едим сразу. А то, что остыло – продаем кацапам. Им горячее пельку жжет.
Бендера смотрел на жыда потрясенно, как на мефистофеля, явившегося из бытовой техники.
— А шо вы думали, Остап Тарасович? – снисходительно спросил жыд. — Их двухголовая гербовая курица – то же все понты для приезжих. Чтобы пугать лохов тюнингом, как таксисты на автовокзале в Симферополе. Да и то, как бизнес-идея, — жыд покачал головой и цыкнул зубом, — не фонтан. Моя мамочка (сто двадцать лет!) сказала бы, что пусть лучше пусть у куры будет одна голова, зато две гузки. Бублик – вот он, национальный символ России! Нихуя, обрамленное сухарем!
***
— Розумний ти, жидяра, – с уважением сказал бендера. – Аж лячно. А цю каббалу свою (бендера осторожно указал на листок со схемой бублика) — Спали! Тількі не в хаті. На двір винеси. Якщо тобі не западло, такому розумному.
— По уму все люди равны, но не все раввины, — надменно сказал жыд. – Листок я вынесу, так и быть. А вы, Остап Тарасович, драбыну свою уберите от антресоли, бо, не дай боже, хтось зачепится. А потом я вам еще одну музыку поставлю – «койфт же, койфт же папиросен»…
— А там про шо співають? — осторожно спросил бендера. — Знову чортівня про кацапів?
— Та типа того. Только наоборот. Про то, как надо забивать, шобы кацапы брали в рот!
— Ого! — сказал бандера, и пошел убирать стремянку.
