— Где ты ее нашел? – с отвращением спросил старый дедушка Пекка.
— В обозе, – терпеливо ответил луутнанти Балалайнен.
— В каком еще обозе?
— В санитарном.
— Она что, еще и больная?.. Хоть не заразная?
— Нет, — сказал луутнанти. Ему очень хотелось ударить дедушку по голове лопатой, но приходилось сдерживаться. – Она не больная Она там была санитаркой.
— Санитаркой? В обозе у рюсся? Знаем мы эти обозы… Маркитантка? Или полковая проститутка? Полевая жена большевика? Или, может, даже сама большевик? Она хоть не беременна от своего большевика? Сразу два большевика будет в доме, радость-то какая…
— Дедушка Пекка, — сдерживаясь из последних сил сказал луутнанти, — Она не большевик. Посмотри сам. Разве она похожа на большевика? Это просто девушка. Ей семнадцать лет, в большевики в таком возрасте не принимают.
— Была бы жива твоя бабушка, Туово, она бы показала тебе, как приводить в дом кого попало из полкового обоза…
— Была бы моя бабушка жива, — заорал Балалайнен, растеряв остатки легендарного финского терпения, — она бы сожрала тебя с морошкой! Ты что, думаешь, я не знаю – почему меня в берлоге нашли? И она не большевик. Тьфу, то есть не бабушка не большевик, а девушка не большевик. То есть, бабушка тоже не большевик… И не беременна от большевика! То есть, не бабушка…
Луутнанти запутался в словах и замолчал. Некоторое время дед и внук сидели в тишине, не глядя друг на друга. Дедушка угрюмо ковырялся своим пуукко под стальным кривым ногтем, луутнанти, не менее угрюмо курил трофейные папиросы «Казбек».
— Как хоть ее зовут? – хмуро спросил дедушка Пекка.
— Варя. То есть Варвара.
— Варвара, — кисло сказал дедушка Пекка. – Ну конечно. Нашествие варваров. Бедная наша Суоми. И сколько времени вы собираетесь жить на моей заимке, варвары?
— Две недели, — с надеждой ответил луутнанти. – Пока я дом не поставлю. Это будет хороший дом, дедушка! С верандой, сауной и с детскими качелями во дворе. И будет причал для лодки. Мне саперы из нашей бригады помогут построить.
— И варвары в этом доме, — пробурчал дед, но уже не так сердито. – Она хоть корову доить умеет?
— Как можно не уметь доить корову? – неискренне удивился луутнанти.
— Ну, от варваров всего можно ожидать. Эй, ты, большевичка, корову доить умеешь? Корову? Доить?
Невысокая русоволосая девушка, стоящая в дверях с узелком в руках, непонимающе смотрела то на дедушку Пекка, то на луутнанти.
— Ко-ро-ву! – дедушка Пекка подергал руками воображаемое вымя, а потом, изображая корову, приставил рога из скрюченных артритом пальцев к своей голове и хрипло замычал. Девушка испуганно попятилась в сени.
Луутнанти вскочил, затолкал папиросу в банку от прибалтийских шпрот, ринулся в сени, облапил сжавшуюся девушку и сказал ей на языке рюсся все, что знал: «Хорошо. Не стрелять. В плен. Кормить. Дружба. Ебаться». Девушка обмякла и всхлипнула на плече луутнанти.
— Черт старый, — сказал деду луутнанти. – Зачем ты мою девочку пугаешь? Она за меня замуж выйдет. В белом платье, в церкви, при всей округе, как у людей положено. Я накрою стол на триста человек и позову играть на свадьбе «Вяртиня», у меня сам Фельдмаршал посаженым отцом будет! Дались тебе твои коровы. Ну, не умеет она корову доить, зато она умеет резаные раны зашивать и знает азбуку Морзе. Ты азбуку Морзе знаешь? Ты никакой азбуки не знаешь. Она еще и ворошиловский стрелок! А корову я и сам подою, если надо. Понял? И языком пусть все поменьше болтают, когда рюсся после очередной победы начнут своих пленных обратно требовать. Убью нахуй, если кто выдаст. Честное финское слово.
Дед вздохнул, коротким движением вогнал в дубовый стол свой пуукко, помянул перкеле, и пошел в комнату за ключами от заимки.
***
Агрессия России против Украины привела к расколу во множестве семей, расписанных географически между странами. Это было абсолютно предсказуемо уже в стартапе дикого проекта построения уебищного Русского Мира, который даже в зародыше выглядел неизбежной Русской Войной, но кацапских правителей такие мелочи никогда не волновали.
Их игрища на глобусе приводят не только к гибели людей, но и к гибели семей. Особо это ханов не заботит. Бабы людей еще нарожают, а мужики семьи наделают. Ебаться дело нехитрое, а если перед этим (или после, неважно), на бумаге в казенном офисе чернилами расписаться – вот тебе и семья из ничего.
Какие-то родственные отношения, привязанность, семейные связи – это казенной статистикой в Северной Нигерии не учитывается, а, значит, и не существует в реальности. У кацапских ханов все как у собак, где подросший щенок через два года жарит собственную мамашу возле помойки, отгоняя от нее собственных братьев. Вот вам и новая семья сложилась. Заносите в статистику.
Плешивый гном, который бросает жену, мать своих детей ради гимнастки, а потом и эту гимнастку тоже бросает – четкий моральный маркер ситуации и пример быдлу. Ему похуй все, кроме томления в промежности, он ведет себя как подросший пес – ну и вся страна за ним тянется, как стерхи за дельтапланом. Семья не фирма, ее создать просто.
Мало ли, что семья – основная ячейка общества, зато «крымнаш», а во имя этой радости разъебись хоть все на свете. Крымнаш важнее семейных связей, а если связи мешают – то их пора рвать. Связи нужны только для того, чтобы в «вежливых людей» не стреляли, пока они работают по оперативному плану. «Опусти автомат, я же твой брат! Узнаешь меня?» — Опустил автомат? – и хуяк тебя прикладом в ебло. Многоходовочка.
Что делать нам, украинцам, живущим в тени наползающей на нас тучи уебищного Русского Мира?
Меня об этом спросила одна знакомая, встречающаяся с россиянином. Люблю его, говорит. Не могу без него. Неделю с трудом терплю, когда он уезжает, а потом хоть вешайся. А он меня тоже любит, даже больше чем Путина. И мы поженимся. И как нам дальше жить? Он за Путина, а я стараюсь вообще об этом не говорить.
Если любишь – значит люби, и выходи замуж. Любовь важнее всего, это каждый украинец знает. Спрашивай свое сердце, а не кафедру. Что мы тебе можем сказать? Мы сами любили. Мы знаем шо это такое. Выходи замуж и люби. Стройте дом и делайте мурзилок.
Но дети ваши должны знать украинскую речь.
