«Спрос на нефть на многие годы вперед будет ниже, чем до вируса», — говорит партнер информационно-консалтингового агентства RusEnergy Михаил Крутихин. О том, что цена нефти не поднимется выше $40–45 за бочку, непростой ситуации «Татнефти» и «колоссальных приписках» запасов черного золота в России
«ПОШЛИ РАЗГОВОРЫ О ТОМ, ЧТО РОССИИ НАДО СОЗДАВАТЬ СТРАТЕГИЧЕСКИЙ РЕЗЕРВ НЕФТИ, КАК В США»
— За первые 20 дней мая Россия сократила экспорт сырой нефти на 25 процентов. Снизилась ли в таком же примерно объеме добыча черного золота, или компании где-то складируют часть добытой нефти до лучших времен?
— Отчасти это может быть верный вывод. У наших нефтедобывающих компаний есть некоторые мощности по хранению нефти еще до узлов учета добычи. Но это очень небольшие объемы. Есть также нефтебазы на нефтеперерабатывающих предприятиях. Но, по моим данным, уже практически все нефтебазы в России заполнены, поскольку у нас далеко не все благополучно и с внутренним потреблением нефтепродуктов. Потребление сильно упало как внутри страны, так и за рубежом. России, как показали итоги первого месяца, когда действует соглашение ОПЕК+ о сокращении добычи, негде хранить излишки нефти. Из-за этого и пошли разговоры о том, что нашей стране надо создавать стратегический резерв нефти, как в США.
— На каком уровне ведутся такие разговоры?
— С таким предложением в правительство РФ вышло несколько некоммерческих организаций, в частности Российское газовое общество. Это лоббисты «Газпрома». У них вдруг возникла идея, что неплохо было бы создать такой нефтяной резерв. На мой взгляд, этот план бесперспективен. К тому времени, когда в России найдут деньги и построят общенациональное хранилище, спрос на нефть в мире, скорее всего, не увеличится, а еще больше сократится. К тому же у нашего правительства, боюсь, не найдется денег, чтобы выкупать нефть у нефтяных компаний в государственный резерв. А в противном случае создание общенационального резерва нефти вообще лишено смысла.
— В целом Россия выполняет соглашение с ОПЕК по сокращению добычи нефти?
— Падение экспорта более-менее адекватно отражает и ситуацию с добычей. Она, конечно, упала меньше чем на 25 процентов. По разным компаниям картина очень различается. Текущая оценка снижения добычи нефти в России — от 17 до 19 процентов. При этом экспорт российской нефти летом может упасть еще больше — примерно до половины от докризисного объема. Все еще низкие цены подталкивают именно к этому.
— Такое резкое сокращение добычи и экспорта, а также то, что цены удалось поднять лишь до 35 долларов за баррель, как повлияло на российские нефтекомпании? Они работали весь май в убыток или все же получали хотя бы минимальную прибыль?
— К сожалению, точно определить это невозможно, пока не будет опубликована отчетность нефтедобывающих компаний за второй квартал. Но, по независимым оценкам, вся наша нефтяная отрасль терпела в мае большие убытки, поскольку реализация и нефти, и нефтепродуктов сильно упала.
— Насколько серьезно сокращение спроса на российскую нефть?
— В апреле падение мирового спроса на нефть в целом (не только на российскую) оценивалось как раз в 20–25 процентов. Были некоторые оценки, что и в 30 процентов. По итогам этого года падение спроса, возможно, составит от 8 до 15 процентов.
— Упал экспорт не только российской нефти. «Газпром» в некоторые дни мая полностью «осушал» магистральный газопровод «Ямал – Европа». Это с чем связано?
— Спрос на российский газ в Европе упал катастрофически. Наполовину практически. Посмотрите на Турцию или на дружественную нам Финляндию, где на 50 процентов упал спрос на российский газ. Причины: первая — это изобилие предложения сжиженного природного газа, вторая — цена на спотовом рынке. У «Газпрома» уже больше 60 процентов контрактов идет по спотовым ценам, определяемым по стоимости СПГ в основных европейских газовых хабах, а не по цене долговременного контракта, которая была гораздо выше. В мае «Газпром» часто был вынужден продавать газ по спотовым ценам себе в убыток. Тот же маршрут через Польшу — газопровод «Ямал – Европа» — работает уже не на условиях долгосрочного контракта. Поляки изменили эти условия. Теперь наш основной экспортный газопровод работает на условиях аренды мощности для прокачки конкретных закупленных европейцами партий газа. Есть контракт — качают, нет его — останавливается прокачка.
— Это уже какое-то кардинальное изменение российской энергетической стратегии. Ведь мы всегда держались за долговременные контракты по газу, считая их едва ли не вечными.
— Это было заблуждение. Исходя из перспектив того, как станут вводиться в строй новые мощности по СПГ, я не ожидаю дефицита газа на рынке и роста цен на него.
«ТАТНЕФТЬ» НАХОДИТСЯ В БОЛЕЕ ТЯЖЕЛОМ ПОЛОЖЕНИИ»
— За первые 20 дней мая больше всего сократила экспорт сырой нефти «Татнефть» — на 73 процента, затем идет «Руснефть» с падением экспорта на 64 процента, «Лукойл» уменьшила зарубежные поставки на 32 процента. Для сравнения: «Роснефть» урезала поставки нефти за границу только на 25 процентов, а «Газпром нефть» и вовсе — лишь на 11 процентов. Откуда такая разница?
— «Татнефть» находится в более тяжелом положении, поскольку у нее качество нефти несколько иное. Она добывает не самую дорогую нефть по качеству, а экспортирует формально общероссийский сорт Urals. Все это смешивается в трубах «Транснефти». К тому же «Татнефть» уже начинала сокращение добычи и прокачки нефти из-за падения спроса. Еще в марте компания доложила, что на 2,5 процента сократила добычу. Сейчас, конечно, она снизила добычу еще больше. Почему такая разница по экспорту — в 3 раза — по сравнению с «Роснефтью? Все зависит от конкретных экспортных контрактов. Можно предположить, что у «Татнефти» в мае пошел отказ некоторых покупателей принимать нефть.
— Может, очень резкое сокращение экспорта нефти рядом российских поставщиков связано с тем, что они предпочитают перерабатывать нефть внутри страны?
— В России довольно трудно переработать тяжелую, сернистую нефть. Обычно делается смесь с более легкой нефтью, которая и перерабатывается в бензин и прочие нефтепродукты. Скорее проблема такого глубокого падения экспорта по ряду компаний связана с качеством российской нефти. В Европе уже давно жалуются, что смесь Urals ухудшает свое качество. Она становится тяжелее, более вязкой и с бо́льшим содержанием серы. Это происходит потому, что все меньше поступает легкой нефти из Западной Сибири и все больше нефти из Татарстана, Башкортостана и в целом Поволжья. Сейчас, насколько я знаю, поступление легких сортов нефти с новых месторождений в Сибири сильно замедлилось. Дело в том, что, когда российским нефтяным компаниям приходится для выполнения соглашения с ОПЕК закрывать какие-то скважины, они предпочитают делать это путем временной консервации или периодического отключения скважин на новых промыслах. Там подобное не повредит самой скважине, не нарушит в будущем процесса добычи. Под сокращение попадают прежде всего высокопродуктивные скважины с высоким дебетом и те, которые производят более-менее легкую нефть. Их легче как закрыть, так и открыть, чем скважины с тяжелой нефтью, да еще и с сильно обводненными запасами.
— Но почему бы не перерабатывать больше нефти внутри страны? Ведь для наших НПЗ правительство создало тепличные условия, запретив импорт более дешевых нефтепродуктов?
— По последним данным, маржа нефтепереработки в нашей стране упала и составляет сейчас минус 2 процента. То есть производить бензин, дизтопливо и т. д. в России сейчас попросту невыгодно. Это генерирует чистые убытки. А по прогнозам, подготовленным экспертами центра энергетики бизнес-школы «Сколково», в России придется примерно на 25 процентов сократить выработку нефтеперерабатывающих заводов. Каждый четвертый НПЗ фактически надо будет закрыть как убыточный и ненужный. Их производство просто не покрывается спросом.
— Ну, может, с окончанием действия ограничительных мер по коронавирусу и оживлением экономики спрос на бензин воспрянет вновь?
— Серьезные прогнозы исходят из того, что резкое сокращение экономической активности в России и в мире связано не только с коронавирусом и оно никуда после выхода из карантина не денется. Даже если относительно быстро удастся совладать с COVID-19, нет никакой уверенности в том, что экономика быстро восстановится. Потребуется года два, не меньше, и то только при условии, что не будет второй, третьей вспышки пандемии. Более того, я уверен, что мировой спрос на нефть уже не вернется на прежний уровень. Спрос на нефть как минимум на многие годы вперед будет ниже, чем до вируса.
— Недавно компания «Роснефть» объявила о начале реализации мегапроекта «Восток Ойл» в Арктике, стоимость которого оценивается более чем в 5 триллионов рублей. Получается, у российской нефтянки, несмотря на кризис, есть ресурсы на такие масштабные проекты.
— Грамотные эксперты смотрели данный проект и пришли к выводу, что это показуха. Абсолютно нерентабельный проект. Добыча нефти в Арктике по себестоимости будет гораздо дороже, чем можно себе представить. Это непомерные расходы, отвратительная логистика. Проект выглядит как распил выделенного на него бюджета. Я ожидаю от «Восток Ойл» лишь перекладывания выделенных на него денег, в том числе и бюджетных, в карманы владельцев подрядных организаций, и больше ничего. Для «Роснефти» и страны — это чистые убытки.
— «Роснефть» получит под реализацию «Восток Ойл» налоговые льготы. Но налоги от нефтянки и так существенно упали. Можно ли оценить объемы падения доходов российского бюджета в результате текущего кризиса?
— У нас любят обнулять налоговые поступления под якобы национально значимые проекты. Как, например, под проекты «Новатэка» в Арктике. На 12 лет обнулили и просто подарили этот газ международному консорциуму. То же самое могут сделать и для проекта «Роснефти».
Потери бюджета пока оценивать сложно. А вот потери ВВП России в этом году правительство оценивает в 6 процентов. Мне кажется, это сильно занижено, наверняка будет гораздо больше — возможно, процентов 15–16 российский ВВП потеряет.
«ПОТОЛОК ЦЕН НА НЕФТЬ В НЫНЕШНИХ УСЛОВИЯХ — 40–45 ДОЛЛАРОВ ЗА БОЧКУ»
— По итогам первого месяца действия сделки ОПЕК+ можно ли сказать, что она оказалась для России выгодной или еще больше увеличила потери наших нефтекомпаний и бюджета?
— О выгоде тут говорить не приходится. Россия была бы вынуждена пойти на резкое сокращение добычи нефти даже безо всякой сделки. Просто потому, что спрос на углеводороды начал стремительно падать раньше, чем достигли договоренности с Саудовской Аравией и другими участниками картеля. В Москве в конце концов возникло четкое понимание безвыходности ситуации. Да еще и американцы очень сильно нажали на Россию и Саудовскую Аравию, кнутом и пряником заставив их пойти на беспрецедентное снижение добычи нефти. При этом предпринятые Россией и другими ключевыми странами – производителями черного золота усилия — половинчатые, полностью они избыточное предложение с рынка не убирают. Но какую-то помощь в стабилизации нефтяных цен сделка ОПЕК+ оказала.
— По ценам: текущий диапазон в 34–37 долларов за баррель по смеси Brent— это то, на что и рассчитывали, или все же ниже ожиданий участников сделки?
— Это, конечно, маловато. Рассчитывали наверняка на большее. В любом случае потолок цен на нефть в нынешних условиях — 40–45 долларов за бочку. Если стоимость выше 41–42 долларов продержится в течение какого-то относительно продолжительного времени, то восстановится добычи сланцевой нефти в США. Американские сланцевики, которые ни в какой сделке не участвуют, зальют рынок своей нефтью, и, если к тому времени не восстановится спрос (а этого не будет), цены опять рухнут.
— Ценовая война между Саудовской Аравией и Россией на европейском рынке нефти прекратилась?
— Такого условия сделка не предусматривала. Есть только договоренность об объемах добычи, а стоимость — это совершенно другое. Ценовая война между поставщиками всегда была, и она останется. Демпинг, не демпинг, но увеличить свои рыночные ниши и сократить их у конкурента — к этому прибегают все и всегда.
— Саудиты продолжают продавать свою нефть по всему миру со значительными скидками от цены на эталонные марки нефти?
— Нет. В конце марта – апреле с их стороны были очень серьезные скидки. Но позже Саудовская Аравия их сократила, когда увидела, что все равно ее нефть станет дешевле, чем у русских и других конкурентов. Здесь работает здравая оценка ситуации на рынке, а не какие-то политические соображения. Зачем делать скидку в 4 доллара за баррель, когда и без нее твоя нефть дешевле, чем у конкурентов? Тем более надо учесть, что цена на российскую нефть и на саудовскую определяется по разным формулам.
— Какова сейчас реальная цена контрактов на поставки российской нефти?
— Сейчас цена российской колеблется в диапазоне 34–38 долларов за «бочку». Она определяется как плюс-минус несколько долларов от цены физической нефти Dated Brent. Сейчас российская нефть продается даже с небольшой премией к стоимости Dated Brent именно из-за очень существенного снижения нашего нефтяного экспорта. Саудовская нефть дешевле. Их Arab Light стоит примерно 31,5 доллара за баррель. Так называемая корзина ОПЕК — 29 долларов.
— Есть оптимистичные прогнозы на конец года, что цена нефти вырастет до 50–60 долларов за баррель, а спрос приблизится к докризисному уровню. Какова ваша оценка?
— Это очень завышенные прогнозы по цене. Спрос же до 91–92 процентов от докризисного уровня, как некоторые прогнозируют, к концу года не восстановится.
— Как долго, по вашему мнению, продлится период низких цен на нефть?
— На очень долгую перспективу. Если российская нефтяная отрасль будет выполнять соглашение о сокращении добычи в течение всего намеченного периода, то есть до апреля 2022 года, то на восстановление прежнего уровня добычи нефти в России потребуется еще года четыре. То есть в целом 6 лет.
«ТО, ЧТО ПРИПИСКИ ИЗВЛЕКАЕМЫХ ЗАПАСОВ НЕФТИ КОЛОССАЛЬНЫ, НИ ДЛЯ КОГО В ОТРАСЛИ НЕ СЕКРЕТ»
— Новая встреча ОПЕК+ запланирована на 9–10 июня. Россия и Саудовская Аравия опять сошлись в клинче. Почему, на ваш взгляд, Москва против предложения саудитов продлить на июнь – август те же объемы снижения добычи, которые действуют в мае – июне (минус 9,7 миллиона баррелей в сутки)?
— Дело в том, что если не добиться от саудитов согласия отменить часть требований по снижению добычи с 1 июля, то российским компаниям придется консервировать уже и низкодебетовые скважины с трудноизвлекаемой нефтью. Придется выводить из строя целые промыслы. Пока наши нефтекомпании еще могут играть с периодическим отключением высокодебетовых скважин, не закрывая полностью месторождения. Но если требование для России держать добычу не выше 8,5 миллиона баррелей в день продлится далее 30 июня, то придется наносить очень серьезный ущерб всей российской нефтяной отрасли.
— В чем выразится такой ущерб?
— Это будет уже ущерб на уровне технологий добычи. На скважинах с малым дебетом и высокой обводненностью придется убрать устаревшие погружные насосы и поставить цементные пробки внизу и вверху от продуктивного пласта. Потом никакого смысла расконсервировать такую скважину не будет. Это нерентабельно. А в России таких скважин 85 процентов. Если их начнут массово закрывать, это будет уже другая картина в российской нефтяной отрасли.
— Тупик какой-то получается. И продолжать в прежних объемах сокращение добычи нельзя, но и если снять часть ограничений, то на рынок выплеснутся новые объемы нефти, а цены пойдут вниз…
— Совершенно верно — ситуация тупиковая. К тому же надо учитывать, что в России коммерчески извлекаемых запасов нефти осталось на 20 лет. Посмотрите последние данные Счетной палаты, где говорится о приписках в прежних оценках российских запасов нефти и газа.
— Правительство с этими неприятными подсчетами ведомства Алексея Кудрина согласно?
— Да, еще полтора года назад министр энергетики в Думе докладывал о том, что к 2035 году Россия потеряет 40 процентов добычи нефти, потому что новых месторождений открывается все меньше и меньше. Новые месторождения — крошечные. А то, что приписки извлекаемых запасов нефти колоссальны, ни для кого в отрасли не секрет.
— На сколько за вычетом приписок нам хватит нефти и газа?
— По нефти, как уже сказано, на 20 лет, по газу — на 50. А при низких ценах на углеводороды, наверное, еще меньше. Потому что в России 70 процентов запасов — это трудноизвлекаемая нефть. А ее добыча требует, чтобы на рынке была цена никак не ниже 80 долларов за баррель.
«СТРАТЕГИЯ» ТЕХ, КТО ДЕЛАЕТ ДЕНЬГИ НА НЕФТИ, СВОДИТСЯ К ПРИНЦИПУ «РЕЖЬ ПОСЛЕДНИЙ ОГУРЕЦ»
— «Производство нефти в России не упадет, но такой ренты, которая была последние 20 лет, у нас уже не будет», — дал прогноз на посткоронавирусный период председатель Счетной палаты Алексей Кудрин. Как вы считаете, он прав в том, что несчастье помогло и российский бюджет избавился от зависимости от экспорта углеводородов?
— С одной стороны, то, что доходы от экспорта нефти и газа больше не наполняют в прежнем объеме российский бюджет, — не хорошо и не плохо. Это просто факт. Но, с другой стороны, у нас есть доктрина энергетической безопасности, где сказано, что российская экономика ориентируется на добычу и экспорт угля, нефти и газа. А то, что остальной мир делает по переходу к чистой энергетике, — это вызовы и угрозы нашей энергетической безопасности. Есть такая государственная линия, которая гласит: давайте мы будем далеко позади мирового прогресса и станем этим гордиться, потому что прогресс — для нас угроза. Алексей Кудрин говорит о замене экономики нефти на экономку знаний. Но вообще-то наше правительство ориентируется совсем на другую установку.
— Может быть, доклад Счетной палаты и слова ее руководителя свидетельствуют о том, что линия нашего государства в сфере развития энергетики меняется?
— Ничего не меняется. Эксперты многократно предупреждали, и в Думе говорилось о невозможности делать ставку только на экспорт энергоносителей. Прекрасно все в правительстве знают о том, что происходит. Но нефть и газ — это единственное, на чем у нас делают деньги те, кто имеет доступ к ресурсам. Их «стратегия» сводится к принципу «режь последний огурец».
— Вы говорили, что на восстановление уровня добычи нефти в России потребуется 6 лет. После этого углеводороды по-прежнему останутся основой российской экономики?
— Да, и в этом главная проблема. Ведь есть еще вопрос: после двух лет действия сделки ОПЕК+ и четырех лет на восстановление добычи будет ли кому-то нужна российская нефть в прежних объемах?
— На Западе, особенно в странах Евросоюза, основные политические силы призывают начинать посткоронавирусное восстановление мировой экономики не на углеводородной основе, а опираясь на «зеленую» энергетику. В этой новой экономике Россия сможет найти свое место?
— Пока в том, что Россия сможет занять достойное место в мировой экономике после коронавируса, есть большие сомнения. Посмотрите на последние решения государств ЕС. Они уже спорят не о том, нужна ли «зеленая» энергетика, а о том, из чего делать водород, который должен заменить нефть и природный газ. Или, как призывают самые радикальные сторонники экологичного производства, — путем электролиза воды. Или добывать водород из природного газа. Последний вариант еще оставляет шанс на существенную долю мирового рынка энергоносителей для российских компаний. Но вариант с водородом из природного газа не слишком популярен. В качестве отходов такого производства будет экологически грязный углерод, который надо где-то складировать. Больше сторонников у «зеленого» водорода из воды, а не «голубого» из природного газа. В целом же все согласны с тем, что после коронавируса мировая экономика будет переходить на «зеленую» энергетику. Все, кроме России.
— Западные нефтяные гиганты типа BP и Shell активно инвестируют в ветрогенерацию, литий-ионные хранилища электроэнергии и другие элементы «зеленой» энергетики. В России вы знаете такие примеры?
— Среди крупных нефтегазовых компаний таких примеров нет. Есть только небольшие региональные инициативы. Кое-что делается в сотрудничестве с европейскими компаниями — финскими, французскими, итальянскими. Но больших «зеленых» проектов в России мы не видим.
— Одно из предприятий «Роснано» выпускает гигантские ветряки для Дании. Почему у нас ветрогенераторами еще не заставили огромные пустующие пространства?
— Ветряки российского производства — это капля в море потребностей новой энергетики северо-западной Европы. Я в прошлом году наблюдал, как в бельгийский порт Остенде входила огромная баржа, 6 ветряков на нее грузили для последующей установки в Северном море. Это шло непрерывным конвейером. Не будет заметна доля российских ветрогенераторов в том их огромном числе, которое там устанавливается.
У нас тоже есть зоны, где сила ветра достаточна, — это и Кавказ, и районы на севере. В России также существуют замечательные места, где больше всего солнечных дней в году, — Якутия например, но спроса на солнечные батареи там нет. У нас рассчитывают только на углеводородную энергетику, которая в плане затрат пока дешевле. Но мы упускаем перспективы и можем безнадежно отстать.
